Как я торговался в Китае.
...Первым делом я поехал покупать куртку. Приехал в торговый комплекс,
который находится рядом с Шанхайским музеем науки и техники – там есть
одежда лаовайских размеров. Походил, посмотрел, поотбивался от
назойливых зазывал, предлагающих всякие ролексы и футболки от Армани,
приглядел объект моих вожделений. Немаловажным фактором для меня было
то, что в этом магазине в тот момент не было покупателей – я очень
волновался, и зрители могли мне помешать. Я зашел в магазинчик.
Там у прилавка стояла девчушка, в углу сидел парнишка и болтал по
телефону. Я ткнул пальцем в куртку, девушка мне ее подала, я примерил.
Как на меня шита. И качество хорошее – плотный верх, пристегивающаяся
подкладка из толстой шерстяной ткани.
— Сколько?
— Тысяча юаней.
— Пятьсот.
Это была именно та цена, за которую я был готов эту куртку купить. И я
думаю, они были готовы ее по такой цене отдать. При этом еще и
радовались бы, что «развели» лаовая. Но девушка, конечно же, начала мне
рассказывать о потрясающем качестве, о том, что дешевле курток здесь
вообще нет, потом, глубокомысленно нахмурив лоб, потыкала в кнопки
калькулятора с таким видом, будто считала убытки, и выдала:
— Восемьсот.
Я ответил:
— Четыреста пятьдесят.
Девушка пару раз хлопнула глазами, но, похоже, не въехала – уж слишком
невероятным показался ей мой ход. Она опять поныла о тяжелой жизни в
Китае вообще и ейной личной жизни в частности и скинула еще:
— Семьсот.
Я ответил:
— Четыреста.
Она пару раз хватанула ртом воздух, как вытащенная из воды рыба, пытаясь
что-то сказать, потом ошарашено посмотрела на парнишку, который как раз
закончил говорить по телефону. Он почувствовал неладное, поднялся и
подошел к нам. Девушка опять посмотрела на меня, на него, опять на меня,
снова пару раз открыла и закрыла рот и, наконец, выдавила из себя:
— Шестьсот пятьдесят.
Я ответил:
— Триста пятьдесят.
Все. Ее мир разрушился. Осколки этой мировой катастрофы взорвали изнутри
нетренированный девичий мозг… Она жалобно залопотала что-то на китайском
парнишке. Тот выслушал ее и обратился ко мне на хорошем английском:
— Ты что, не хочешь взять эту чудесную, замечательную, потрясающую
куртку?!! Это же лучшая куртка, которую ты можешь найти в Шанхае!!!
Я ответил еще более экзальтированно:
— Я вижу, что это лучшая куртка в Шанхае, и я очень хочу ее взять!!!
Правда – очень-очень!!!! Эта куртка – моя мечта с самого детства!!!!!
— Почему же ты ее не берешь?!!
— Потому что я не готов заплатить за нее шестьсот пятьдесят юаней.
— А какая твоя цена?
— Моя цена (я подчеркнул интонацией слово «моя») очень высокая, выше
неба! — Я подмигнул ему и мило улыбнулся, продемонстрировав во всей
красе высокий профессионализм питерских стоматологов. — А цена, по
которой я готов купить эту куртку – триста пятьдесят.
— Ну нет, это невозможно! – Он изобразил возмущение настолько
естественно, что слышно было, как где-то там, на небесах, Станиславский
застонал от зависти. – Я, конечно, могу скинуть еще… Только потому, что
ты мне нравишься… Пусть будет шестьсот!
Я улыбнулся еще милее и сказал:
— Триста!
Парнишка оказался гораздо смышленее девушки: он впал в ступор сразу.
Девушка пропищала ему что-то дрожащим голоском и ушла в угол – наверное,
горевать об утраченной вере в человечество.
Парнишка похватал ртом воздух и, наконец, выдавил:
— Пятьсот пятьдесят…
Я не думал ни секунды – надо было добивать ошеломленного противника:
— Двести пятьдесят!
— А… А… (долгая пауза) Пятьсот!
— Двести!
Девчонка возмущенно залопотала ему что-то из угла, тыкая в меня пальцем
так, будто хотела пригвоздить на месте. Парнишка с трудом вернул глаза
из положения ближневосточных, навыкате, в дальневосточные и возопил в
праведном гневе:
— Но ведь ты же в самом начале был готов купить эту куртку за пятьсот!
— Но вы же не были готовы мне продать ее за пятьсот!
— Но теперь-то мы готовы!
— Да, но теперь я не готов! Я готов купить ее за двести. О’кей? Или
будем дальше торговаться?
Самое сложное для меня в этой ситуации было не расхохотаться. Боюсь,
сделай я так – и они выперли бы меня взашей. Но мне нужна была куртка.
— Мы не можем продать тебе ее за двести… — На парнишку жалко было
смотреть – он чуть не плакал. Я понимаю, что он мог бы продать мне эту
куртку и за двести – приблизительно так она и стоила с минимально
допустимой для китайского рынка наценкой. Но слезы в его глазах были
вызваны другим: его, китайца, торговца в х*ен знает каком поколении,
какой-то лаовай «разводил». Причем «разводил» так технично, что он не
мог придумать никаких контрмер. Вообще. — Что же делать, что же
делать?!! – вдруг запричитал он.
Эх, блин!.. Все мои беды – от гуманизма и человеколюбия…
— Слушай, — я наклонился и доверительно зашептал ему на ухо, – я знаю,
как можно решить эту проблему. Только тебе скажу, как другу…
— Как?!!
— Вот смотри: твоя цена сейчас – пятьсот, так? – Он обреченно кивнул. –
Моя цена – двести, так? – Он кивнул опять и шмыгнул носом.
Я взял из его безвольных пальцев калькулятор, повернул к нему дисплеем и
набрал: пятьсот плюс двести разделить на два. Получилось, как вы
понимаете, триста пятьдесят.
— Давай посередине между твоей ценой и моей, о’кей? И то – только
потому, что ты мне нравишься…
Он тупо смотрел на калькулятор и молчал. То ли не мог поверить, что я
вдруг проявил такую сверхъестественную доброту (он ведь уже записал
меня, по всей видимости, в дьяволы), то ли все еще горько оплакивал свою
судьбу, которая свела его с этим моральным уродом (со мной то есть).
Я встряхнул его за плечо: — О’кей? Договорились? Хао? («хорошо»
по-китайски)
Он долго и прерывисто вздохнул и прошептал: — Хао…
По-моему, девушка в углу плакала – то ли ей жалко было куртку, то ли это
были слезы облегчения оттого, что я, наконец-то, уберусь из их
магазинчика.
Парнишка был реально в шоке. Я это понял, когда расплачивался.
Обычно китайцы очень придирчиво разглядывают купюры, смотрят на них под
разными углами, на свет, корябают ногтем, особенно ушлые даже кладут на
стол, накрывают сверху тонкой рисовой бумагой и изо всех сил трут
монеткой плашмя – на бумаге проступает мудрый профиль Великого Кормчего.
Парнишка же взял мои три сотенные и один полтинник так, будто они жгли
его пальцы, и быстро засунул в стол. Молча упаковал куртку. Подал пакет
мне.
— Большое вам спасибо! У вас очень хороший магазин — я обязательно приду
к вам еще! Карточку не дадите?
Рука парнишки дернулась, было, по инерции за карточкой, но девушка,
наверное, прожгла его спину таким взглядом, что он аж поежился…
— А… Ты знаешь, карточки у нас закончились… Как раз… Сегодня… В
следующий раз дадим, хорошо?
Видно было по его глазам, что если я еще раз приду к нему, он даст мне
карточку, намазанную каким-нибудь китайским ядом. Причем особо
изощренным – чтобы умирал я долго и мучительно.
— Ну, хорошо, тогда увидимся! Спасибо еще раз! У тебя очень хороший
английский язык! – Я улыбнулся ему, повернулся к девушке, улыбнулся еще
шире. – Всего хорошего! У Вас очень красивые волосы!
На выходе повернулся, улыбнулся так, что аж заломило скулы, и помахал им
рукой: — До встречи! Я приду к вам снова, я клянусь!
Они не шелохнулись. Лица их были темны.
Сердце мое пело и ликовало (наверное, я все-таки действительно моральный
урод). Я понял, что мне начинает нравиться торговаться!
Я зашел еще в один магазинчик, чтобы купить себе несколько свитеров –
выходных и для дома, потому что зимой в Шанхае отопления нет. Выбрал
несколько штук, примерил, спросил цену, назвал свою. Пожилой дядька,
который там торговал, сделал свой первый ход на понижение цены, я сделал
свой. Дядька просек мою стратегию сразу. И, надо отдать ему должное,
оказался гораздо сообразительнее молодежи – опыт, наверное, сказался.
После еще одного осторожного хода (просто чтобы убедиться, не ошибся ли
он в моих моральных, а точнее, аморальных, принципах) он сразу сказал:
— Погоди, погоди! Твоя первая цена, по которой ты хотел купить, была
четыреста?
— Ага!
— А сейчас ты хочешь купить это за двести?
— Точно!
— Давай пополам, а? За триста отдаю!
— Как другу?
— Как брату!..
Я думаю, сказалось то, что рядом стояли две пожилые немки и один молодой
янкес и с интересом прислушивались к нашему диалогу, даже бросив
ковыряться в разложенных на прилавке шмотках. Дядька понял, что лучше от
меня быстро отделаться, пока остальные покупатели не врубились в то, что
происходит. Он так же, не глядя, швырнул мои деньги в стол, быстро
упаковал все и чуть ли не на руках бережно отнес меня к выходу из
магазина, приговаривая, что я его самый лучший и любимый покупатель, и
сердечно уверяя, что будет счастлив видеть меня снова. Визитку свою,
правда, при этом не дал. Тоже, наверное, закончились. Вот прямо сейчас…
Я окончательно пал морально, до уровня «ниже плинтуса». И безжалостно
растоптал души еще трех продавцов, купив себе по той же схеме кроссовки,
ботинки, несколько футболок и теплый халат, расшитый драконами.
Я вряд ли буду носить этот халат. Я купил его просто потому, что я люблю
торговаться…
